Отыгрывать эльфа непросто! - Страница 69

После завершения процесса работы алхимического цеха, развёрнутого на поляне, решили провести совещание на предмет выполнения задач центра.

Вне зависимости от состояния капитана на следующий день решили выступить к станции Оранчицы в следующем составе: Ссешес, как следопыт и командир отряда, капитан Кадорин в качестве подрывника и Сергей в качестве штатного носильщика и снайпера…

— Герр доктор! Герр доктор! — Тут раненых привезли! Идите скорее.

Задёрганный полковой врач, не спавший уже вторые сутки, с видом сомнамбулы развернулся в с торону взволнованного санитара.

— Что такое, Ганс? Сам отсортировать и перевязать не можешь? Вы мне дадите поспать хоть час?! Или там тяжёлые?

— Герр доктор, тяжёлый там только один — проникающее в кишечник и два лёгких. Но там такие странные раны, я просто не знаю, что с ними делать.

— Ганс, ну что там такого странного может быть? Ранения огнестрельные? Осколочные? Или химические ожоги? — Быстро передвигаясь к устроенному в деревенской избе импровизированному перевязочному пункту интересовался врач.

— Нет, герр доктор. Ни за что не догадаетесь. Я сам впервые такое вижу. Вот поглядите сами. — с этими словами санитар забежал чуть вперёд и открыл перед доктором дверь.

Картина, представшая перед глазами врача, привела его в остолбенение. Впрочем, к его чести, длилось оно не долго.

Лежащий на импровизированных носилках из жердей и плащ-палаток раненый выглядел абсолютно нормально — такой среднестатистический пехотинец третьего рейха — за исключением стрелы, торчащей у него из живота и растекающегося по форме громадного кровяного пятна. Рядом с ним, прислонившись к столу, сидел другой пехотинец со стрелой, торчащей из-под левой ключицы. Ещё один раненый, осторожно баюкающий перевязанную посеревшими от грязи и пота бинтами руку, находился у небольшого окошка и с тоской смотрел на своих товарищей.

— Так! Ганс, наша машина уже вернулась?

— Так точно, герр доктор.

— Это хорошо!

Ход мыслей доктора, промелькнувших в его голове при первом, поверхностном взгляде на доставшихся ему раненых, можно охарактеризовать следующей тирадой: "Да эти русские что, уже совсем в дикарей превратились? Ни одно! Повторяю, ни одно цивилизованное государство не применяет в войне стрелы — только эти восточные варвары сподобились".

Взяв ножницы и осторожно разрезав одежду раненого на животе, доктор внимательно рассмотрел место проникновения стрелы и принюхался к ране. Посмотрев на белое от боли лицо раненого и расширенные, ничего не видящие зрачки, приподнял его руку и нащупал пульс. После этого он обратился к санитару:

— Когда он был ранен?

— Семь часов назад. Болеутоляющее ему кололи дважды.

Внимательно посмотрев в глаза санитара доктор убедился что тот понял невысказанную мысль.

— Ганс, этому болеутоляющее. Сейчас я с другими разберусь.

Вошедшие по крику Ганса солдаты осторожно подхватили носилки и аккуратно уложили их в кузов стоящего у порога старого, полуразбитого русскими дорогами грузовичка Мерседес.

Переключившись на другого раненого, доктор попросил его приподняться и пересесть на деревянный табурет, как и всё у русских, сделанный предельно топорно. Аккуратно поддерживая раненого за правую руку, врач усадил его и принялся за осмотр. Стрела, выполненная из какого-то материала, напоминающего высушенный толстый стебель травы, была длиной около метра и обладала металлическим наконечником и оперением чёрного цвета. Наконечник и кусок древка, высовывающийся из выходной раны на спине, были почти полностью покрыты вытекающей из раны кровью.

Поманив к себе вернувшегося с улицы Ганса, доктор приказал ему ввести раненому болеутоляющее. При осторожном обследовании стрелы было выявлено, что материал древка является довольно непрочным и легко поддаётся ампутационной пиле, движения которой вызывали у раненого страшные гримасы боли, несмотря на уже начинающий действовать морфин. Немного подумав, врач ещё выстриг ножницами остатки пропитанной кровью и грязью гимнастёрки вокруг обоих ран. Отпилив хвостовую часть вместе с оперением, на расстоянии трёх сантиметров от кожи на груди пациента, доктор попросил Ганса и ещё двух санитаров зафиксировать раненого и резким движением вытащил стрелу сзади. Громки крик, брызнувшая из раны струйка крови явились результатом сего действа.

Прислонивши голову к спине солдата доктор прислушался к его дыханию и попросил пару раз глубоко вздохнуть. Потом кивнул сам себе и обращаясь к раненому произнёс:

— Вот и всё! Извлекли. Сейчас тебя до госпиталя доставят, там быстренько прооперируют, вытащат остатки, и всё. Через месяц уже бегать будешь.

После этих слов искажённое болью лицо солдата немного разгладилось и он смог немного улыбнуться и прошептать:

— Спасибо, герр доктор.

Тем временем санитар осторожно обработал входное и выходное отверстие, закрыл их тампонами, закрепил их и в завершении залил всё это особым дезинфицирующим и герметизирующим составом из целлюлозы. Сделав дополнительный болеутоляющий и противостолбнячный укол, раненого плотно укутали на носилках одеялом и аккуратно погрузили в санитарную машину. Во время погрузки доктор залихватским движением вытащил из-за уха химический карандаш и крупным, чуть кривоватым шрифтом заполнил карточку ранения. В ней значилось "Проникающее ранение верхней части левого лёгкого, необходимо рассечение и извлечение инородных тел. Примечание — ранение не огнестрельное — остатки извлечённой стрелы прилагаются"